Тарик Рамадан о «необходимом кризисе» политического ислама

В интервью изданию Middle East Eye Тарик Рамадан рассказал о  терроризме, политическом исламе, а также о событиях на Ближнем Востоке и во Франции, где он недавно подал заявку на получение гражданства.

– Поднимает ли терроризм, каким мы его знаем сегодня, вопрос интерпретации и реформы ислама, или же это только социальная проблема? Иными словами, согласно текущей дискуссии между Оливье Руа и Жилем Кепелем, значит ли это, что мы видим «исламизацию радикализма» (Рой), или же «ислам становится все более радикальным»?

– Я совершенно уверен, что ни то ни другое не соответствует истине на сто процентов. Нужно признать, что нынешние толкования Священных писаний представляют настоящую проблему. Всякий раз, когда мне говорят, что террористы не мусульмане, я систематически отвечаю, что на самом деле это не так, и мы не можем их исключать, как они исключают других мусульман. Цитируются священные книги, хотя их интерпретация искажена. В условиях неправильного толкования единственный выход – это использовать другую интерпретацию Писаний.

Более того, молодые люди, желающие поучаствовать в вооруженном джихаде, сталкиваются с тройной проблемой. Прежде всего, у них нет понимания того, что поставлено на карту с политической точки зрения. Как получается, что столь многие из них отправляются в Сирию, и очень немногие в Палестину, хотя в символическом значении Палестина определенно выигрывает?

Затем, крайне важно понимать, что это не религиозный вопрос. В Великобритании, по наблюдениям рабочей группы, созданной после взрывов в Лондоне в 2005 году, 92 процента (в настоящее время, согласно статистике, 87 процентов) тех, кто отправлялся на джихад, в течение полугода «радикализовались», или, я бы сказал, стали «крайне склонны к насилию». Планируя атаки, они живут очень опасной жизнью. Тем не менее, говорить, что все они имеют социальные нарушения, было бы неверно. Некоторые из них чувствуют себя униженными, другие разочарованы. Иногда бывают психологически крайне неустойчивые случаи. В США некоторые из них были завербованы, потому что имели долги или им угрожали.

И, наконец, не следует забывать о вербовщиках, сидящих перед экранами компьютеров. Они весьма искусны и имеют хорошую финансовую поддержку. Нам попались показания двух молодых девушек, объясняющие, как эти вербовщики, не жалея времени, используют любую психологическую неустойчивость, замеченную в будущих новобранцах. Например, у одной из этих молодых девушек лучший друг, с которым они вместе росли, погиб в Сирии. Затем ее уговорили саму отправиться в Сирию, чтобы восстановить достоинство своего покойного лучшего друга. Эта смерть заложила основу для ее религиозных убеждений.

– Представляет ли проблему слово «исламизм», которое покрывает широкий спектр значений, и применяется к чему угодно, начиная с тунисской политической партии «Ан-Нахда» и кончая движением такфиризма?

– Да, нужно называть вещи правильно. Политическая путаница начинается с путаницы терминологической. Исламизм подразумевает наличие некоего политического и социального плана для мусульман. В этой классификации мы видим различные категории: педантично правовые, традиционные и революционные. Некоторые из них революционные, но ненасильственные, другие чрезвычайно жестоки. Есть и такие, которые мы называем буквалистскими, как египетская партия «Хизб аль-Нур», которая раньше была против демократии, а сейчас вступает в политическую игру.

Говорить, что «Исламское государство» (ИГИЛ) происходит от организации «Братья-мусульмане», означает только укреплять ИГИЛ. Именно это утверждает израильское правительство, заявляя, что ХАМАС и ИГИЛ – это абсолютно одно и то же. Таким образом, историческое сопротивление [против израильской оккупации] рассматривается как незаконное, называется экстремизмом и терроризмом.

–  Как европейские мусульмане должны отвечать на все вопросы, вызванные этими нападениями? Нужно ли им извиняться, к чему их настоятельно призывают, или же четко отмежеваться через еще большее политическое участие?

– Если мы согласны сказать, что эти террористы действительно мусульмане, я нисколько не возражаю против того, чтобы осудить их действия. Однако я не стану извиняться или обосновывать свою точку зрения. Осуждение необходимо для начала конструктивного обсуждения, чтобы ввести некое «и», которое ведет к размышлению: «Я осуждаю эти действия и …».

Невозможно ограничить обсуждение исключительно положениями «за» или «против». Оно должно быть более сложным. Когда вы осуждаете, вы должны понимать, что привело к этому. В общем, если наша обязанность – осуждать действия террористов после того, как они произошли, то еще прежде того у нас есть гораздо большая обязанность: не допустить этих действий. Когда Мануэль Вальс говорит, что тут нечего понимать, потому что «понимание – это оправдание», он возвращается к логике Джорджа Буша-младшего 2001 года. Когда Франсуа Олланд заявляет, что «они нападают на нас из-за того, кто мы есть», что это говорит о жертвах в Мали, Багдаде, Кот-д’Ивуаре или Турции?

– Что на  самом деле означает ИГИЛ? Только ли нашей безопасности оно угрожает?

– Неужели вы думаете, что эта организация обосновалась в Ираке и Сирии случайно? Эти организации, первой из которых была «Аль-Каида», все обосновались в районах, богатых нефтью и полезными ископаемыми, или в геостратегических зонах. Они обосновались в Афганистане, недра которого полны нефтью и литием. Север Мали полон полезных ископаемых (урана).

Кроме того, необходимо поставить вопрос о роли и влиянии некоторых международных игроков, которые создают эти организации или позволяют им обосноваться там. Так, ИГИЛ в значительной мере способствует Башару Асаду в смене позиции Сирии на международной арене. Теперь уже почти невозможно предложить решение, которое бы исключало его. Эта политическая игра выглядит очень циничной.

Затем, тот факт, что эта организация называется «Исламское государство», открывает нечто еще более глубокое. По сути, это означает, что ни одна исламистская партия в Египте, Ираке или Тунисе не представляет на самом деле ислам и мусульман. В настоящее время политический ислам переживает кризис, однако этот кризис необходим, поскольку он приведет к изменению образа мышления. Пересмотр политического ислама становится обязательным условием для нахождения выхода из этого тупика.

Мусульманские страны должны оставить в прошлом эту двойственность: секуляризм/исламизм. Во время «Арабской весны» 2011 года я думал, что все происходящее было знаком утраты политического смысла для арабских обществ. Именно это на самом деле произошло…

– Как вы оцениваете политический ландшафт на Ближнем Востоке после «Арабской весны» 2011 года? Например, в Египте, как политика президента Абдель Фаттаха аль-Сиси отличается от политики Мубарака?

– На мой взгляд, мы слишком поспешили назвать эти действия «революционными». В то время я выражал осторожный оптимизм. Я считал, что мы слишком сосредоточены на политических вопросах, и не принимаем во внимание то, что поставлено на карту в экономическом плане. Например, мы можем утверждать, что произошедшее в Египте было внутренним военным переворотом. Коррумпированное правление Мубарака и его сына Гамаля превратилось в проблему. Кроме того, он начал более открыто вести переговоры с Китаем и Индией.

В более широком плане, дестабилизированный Ближний Восток, ищущий безопасности, означает, что США удалось вернуться в регион. Что касается экономических отношений, Китай и Индия справляются намного лучше. Встряска всего этого региона означает, что Израиль нуждается в США для своей безопасности, и повсюду на Ближнем Востоке «расцветают» военные лагеря. Говорят, что Обама менее заинтересован в Ближнем Востоке. Я так не считаю. Этот хаос создается и поддерживается. Может быть, США делают вид, что менее заинтересованы, но когда дело касается безопасности, это позволяет им вернуть свое влияние.

– Как можно оправдать столь разную реакцию людей на жертвы терроризма в Париже и Брюсселе, или в Багдаде и Бейруте?

– Глобализация означает, что действительно все становится глобальным, но все равно остаются очень специфические центры силы, особенно это касается СМИ и новостей. Эти медиа-центры расположены на «Севере», так что воздействие СМИ и освещение событий, безусловно, будут отличаться, в зависимости от того, происходят эти нападения на «Севере» или нет. Недостоверная информация о некоторых нападениях влияет на то, насколько эмоционально отреагирует публика. В конце концов, эмоциональный рейтинг создается искусственно, когда речь заходит об убитых и раненых.

Когда терроризм непосредственно направлен против западных стран, он автоматически и чрезмерно преувеличивается, чтобы внушить эмоции и страх. Однако когда нападения происходят на Ближнем Востоке, это намеренно преуменьшается и замалчивается. Если только широкое освещение не окажется более выгодным.

– Вы только что дали пресс-конференцию в Бордо; Ален Жюппе, мэр Бордо и, возможно, кандидат в президенты в 2017 году, заявил, что он против этого. Он выдвинул обычный довод, что вы «пытаетесь угодить и вашим и нашим». Что все эти споры вокруг вас говорят о Франции?

– В этом, на самом деле, нет ничего нового, тут используются те же самые старые трюки. Любую тему можно исказить. Это как дымовая завеса, тут делается то же самое. Темой в данном случае является ислам. Если французские политики не будут говорить об исламе, они знают, что им придется говорить о чем-то другом, что привлечет внимание к их собственной некомпетентности. Они должны будут говорить о внутренних социальных и экономических проблемах, и должны будут обосновать свою внешнюю политику, чего им, очевидно, нужно избежать любой ценой.

Заявление, что я «пытаюсь угодить и вашим и нашим», только подтверждает мою правоту. Политики пытаются обойти реальные социальные проблемы, вспоминая моего деда, который основал движение «Братья-мусульмане», или моего брата, возглавляющего сейчас Исламский центр в Женеве.

Не могу не заметить, что эта вражда ко мне французских политиков обычно внезапно возрождается перед выборами. Меня изображают опасной личностью, с которой можно бороться благодаря их идеям. На мой взгляд, эти маневры являются серьезной политической ошибкой. Как могут люди вроде Алена Жюппе до сих пор утверждать, что я не осудил нападения на Париж и Брюссель, хотя на самом деле я это сделал. То, что я говорю, кристально ясно.

Эти политики должны, наконец, понять, что голоса французских мусульман столь же важны, как и всех остальных. В 2012 году эти французские мусульмане массово голосовали за Франсуа Олланда, против Николя Саркози. Поскольку выборы становятся все более напряженными, эти голоса могут оказаться решающими. Я, конечно, не поддерживаю «общинные выборы», однако давление на них столь велико, что я легко могу понять, как оно может повлиять на их голоса.

– До нападений в Париже вы утверждали, что во Франции никакого расизма или исламофобии нет, это просто страх. Вы до сих пор так считаете?

– Да, считаю. Я думаю, что политические партии подпитывают этот страх, чтобы создавать расслоение. Чем больше мы взращиваем страх, тем больше пренебрегаем реальными политическими вопросами. Политические дебаты во Франции разваливаются, поскольку каждый отдельный вопрос сводится в настоящее время к исламу. Тем самым создается страх, который может привести к расизму. Тем не менее, мы можем преодолеть этот страх через доверие.

Часть французского политического класса понимает, что существует большое количество мусульман, происходящих из гетто, которые хотят быть услышанными, политически, особенно в вопросах внешней политики. Их избирательный вес может вернуть на передний план палестинский вопрос.

– Что заставило вас в феврале прошлого года подать заявку на французское гражданство?

– Я отказывался подавать эту заявку все последние 25 лет. Я не стараюсь «замести следы», поскольку я не политик и никого не представляю. Тем не менее, я заметил, что меня постоянно стараются не замечать. Более того, в последнее время мы говорим о лишении некоторых людей французского гражданства. Поэтому я решил подать заявление на гражданство, что в некотором смысле укажет на противоречия этого законопроекта, в котором говорится о лишении французского гражданства исключительно лиц, имеющих двойное гражданство. Посредством этого заявления я ставлю себя в центр французских политических дискуссий и дискредитирую все, что может быть сказано против меня по этому поводу.

Тем не менее, у меня нет никакой политической программы, хотя кто-то может думать обратное.

Поделиться: