Арабский бы выучил… только за что?

– Арабский  язык – язык Корана.  А исламский мир сегодня – это почти  полтора миллиарда человек. Вполне сравнимо с  Поднебесной. (Говорят, будущее за  этими силами). Но заметен интерес к арабскому  языку и в немусульманских странах. Это не  язык компьютера или айфона, это  не язык межнационального общения – откуда тогда интерес к этому  языку?

– Наверно, я  кого-то  сильно удивлю, если скажу, что  современный арабский – он, ведь один  из языков айфона. Кстати,  на  шестом  айфоне  арабский  поддерживается  лучше, чем на  предыдущих моделях.
Уже само  количество говорящих на языке  обуславливает коммерческий интерес.  Не придет же в голову производителю игнорировать, скажем,  китайский  рынок?  Да и в любом случае, это язык великой культуры, и такую  «мотивацию» тоже никто не отменял.
Вообще, это миф, что люди изучают иностранные языки исключительно из прикладных целей.  Мотивация, конечно, присутствует, но не доминирующая. Это устойчивый постсоветский миф, навязанный в 90-е годы, когда действительно наблюдался крен в сторону псевдопрагматизма.  И был резкий спад, к примеру, на арабские отделения. И был гигантский конкурс на Китай и Японию, а арабистика в этом смысле просела.
Но эта ситуация изменилась где-то на рубеже 90-х и 2000-х годов. Сначала это стало меняться в Америке, потом в Европе и в России. И катализатором такого повышения, так сказать «вторичного» интереса к арабскому, стали события на Ближнем Востоке.
И тут,  надо сказать, что у людей, не имеющих специального интереса к исламу, к арабской или мусульманской культуре, основной мотив, по которому обращают внимание на арабов и арабский мир – это то, что там происходит.  И поэтому любое  обострение  проблем на Ближнем Востоке,   с так называемым «исламским» терроризмом, экстремизмом и так далее повышает интерес к этому миру.
Но при  внимательном наблюдении выясняется, что к вышеупомянутым факторам все дело не сводится,  а существует и много других. И понять это можно только изучая язык, потому что без языка вы не проникнете в мир той или иной культуры. Это  ключ  к  пониманию  менталитета и смыслов.

– То есть,  вы хотите сказать, что экстремисты способствуют росту интереса к арабскому языку?

– Среди немусульманской публики, как ни странно, да.
Понимаете,  интерес начинается с осознания опасности, и это вообще очень интересный феномен, о котором имеет смысл думать. В том числе мыслящим мусульманам. Потому что, действительно, –   иначе  бы и не замечали.
То же самое, кстати, касается России: чем объясняется нынешний интерес к нашей стране на Западе? Нас бы не замечали, если бы мы не представляли проблему, если бы   Россия, –  ее экономика и  политика, –  не  влияли на жизнь Запада.
Как только возникает проблема –  непреложно возникает интерес. А  дальше этот разбуженный  интерес развивается.  И  он, вполне,  может привести к тому, что будут  изучать уже не только проблему, но и страну, язык, культуру. (Поиск способов решения конфликтов  – обязывает к этому).
Иначе говоря,  начинаться все  может с фобии. А  страх может преодолеваться в процессе развития.

Но с другой стороны – с третьей уже стороны – очень важный фактор внимания  к арабскому языку во всем мире, это тот интерес, который проявляют к нему мусульмане. А поскольку мусульмане сегодня живут везде (буквально, нет  ни одной страны, где бы  ни проживали мусульмане),  это важный движущий фактор.
В  тех же европейских странах такое массовое – так сказать не профессиональное, университетское и академическое изучение арабского языка, а массовая его популяризация, –  осуществляется именно мусульманами.  Конечно, в связи с тем, что это язык религии.

– В свое время была такая шутка –  «пессимисты изучают  китайский  язык, а оптимисты систему  Калашникова». Мы  привыкаем жить в  мире  китайских товаров, вероятнее всего, грядет нашествие китайского языка – и  гиды в Европе  уже  изучают китайский. А насколько конкурентоспособен арабский язык? Дотянется  ли он до статуса  языка международного общения?  Лингвисты утверждают,  что арабский  язык более легкий, чем китайский, а уж алфавит – несомненно.

– Давайте с конца. Да, алфавитное письмо делает арабский  язык более легким для изучения, чем китайский. Это  ближе для европейцев.  Грамматический строй языка хотя и отличается от европейских, но, все же, построен по сходной логике.
Фонетика хоть и сложна, но все равно это не тональный язык, как китайский, и не нужно иметь музыкального слуха для того, чтобы говорить на арабском языке.
Поэтому с точки зрения изучения, арабский европейцам, видимо, легче, чем китайский. Хотя и имеет свои сложности.
Теперь про международное общение. Но арабский и так является языком международного общения. Во-первых, внутри исламского мира, в религиозно образованном слое, во-вторых, не надо забывать, что это один из шести официальных языков ООН.
Насколько арабский сможет конкурировать с китайским в смысле экспансии? Я не знаю, я не вижу, честно говоря, особой экспансии китайского. Мне кажется, это некий «стереотип ожидаемого» – что вот придут китайцы и все захватят.
Китайцы, кстати, когда куда-нибудь приходят, очень хорошо адаптируются, и нигде никого не заставляют с собой говорить на собственном языке. Поэтому я думаю, что статус арабского вполне сопоставим, но он имеет влияние в несколько ином разрезе, чем китайский

– Насколько языку  важен, так сказать, имидж? Вот, допустим, в первые годы после Великой  Отечественной  в школах СССР многие дети отказывались  изучать немецкий  язык. И это вполне объяснимо. Любопытно, что Голливуд принял решение, что отныне не будет изображать  китайцев в негативном плане. (Слишком  велик  кинорынок Поднебесной, там Голливуд получает слишком много прибыли). То есть роль главного  и единственного пугала «достанется»  радикальным исламистам. Это отрицательный  фактор для продвижения языка Корана?

– Понимаете, для продвижения арабского как языка Корана, как языка великой исторической культуры, как языка большого количества современных людей, которые не в меньшей степени люди, чем все остальные – это фактор как бы отрицательный. Но для пробуждения интереса к  тому, что с этими людьми происходит, парадоксальным образом он работает как положительный. Проблема в том, что массовое сознание устроено таким образом, что люди стараются не замечать другого.

Другой – иной культурно, религиозно, ментально – представляет проблему, и человек предпочитает эту проблему не видеть, пока она его непосредственно не коснется. А тут он вынужден обратить внимание, и возможно, при более глубоком изучении, поменять эти взгляды. Поэтому двоякий такой фактор. С одной стороны плохо, с другой хорошо.

Но, к счастью, мы все-таки не в послевоенном СССР, и такой степени демонизации арабов и мусульман у нас, все-таки, нет.

– Кстати, почему, если Бога назвать Аллах, то  он сразу превращается в какого-то свирепого Бога? Откуда такая невероятная разница между христианской моралью, спасшей человечество, и моралью исламской, которая постоянно угрожает все тому же человечеству? А ведь и то, и другое – мораль от Всевышнего. Не более. 

– А вы сами видите эту разницу? Мне кажется, это такая стереотипная вещь, связанная с историей восприятия ислама на Западе, и трансляцией этого западного восприятия в Россию. Потому что в реальности этого нигде нет. Ближневосточные христиане, арабские христиане, точно так же называют Бога Аллахом, и для них это не представляет никакой проблемы. То есть из самого слова «Аллах» не проистекает таких вот коннотаций.
То, что вы сказали, это просто такой устойчивый, исторически сложившийся  стереотип восприятия ислама, корни которого восходят к средневековой европейской богословской полемике христиан с мусульманами, которая, конечно, включала в себя в значительной степени демонизацию и дегуманизацию мусульман. Поскольку это была религиозная борьба, постольку противника надо было выставить в наиболее неприглядном свете. Отсюда и теория о лжепророчестве Мухаммада, и целый комплекс проблем.

– Назовите несколько арабских слов,  которыми  пользуется «всё прогрессивное человечество». Не все, правда, знают, что слова  «сахар» и «алгебра»  арабские. И что цифру НОЛЬ изобрели арабы, что сыграло важнейшую роль  в развитии математических наук. Что  любовь называли в Европе – арабской болезнью (не путать с арабской  весной).

– Много разных слов… Вот, собственно,  само слово «цифра», которое и обозначает в арабском понятие нуля, и восходит к арабскому «сыфр». Часто в таких контекстах называют, например, «алгоритм», как производную просто от имени средневекового мусульманского математика аль-Хорезми. И еще «алкоголь».  Как ни странно.
Ну, при этом и «алгебра», и «алхимия», и целый ряд архитектурных и исторических терминов. При желании можно перечислять довольно-таки долго.
Масса терминов в астрономии, включая названия звезд. Бетельгейзе, например, и так далее.
То есть, тот аппарат, который был заимствован из арабоязычной науки на рубеже европейского средневековья и возрождения, в какой-то степени сохранился. Из современных мне, честно говоря, не приходит в голову ничего, но можно отдельно будет потом подумать.

–  А насколько легок арабский алфавит?  Он сложнее латиницы? Кириллицы? В прошлом вся средняя Азия пользовалась арабским алфавитом. Потом турки перешли на латиницу сами. А Среднюю Азию  принудили к этому большевики. В чем причина, что арабский алфавит так и не завоевал популярность в мире?

– Ну, я не считаю, что  он не завоевал популярность в мире. Как раз то, что его истребляли, заменяли на латиницу, потом на кириллицу и так далее, свидетельствует как раз об обратном. Он пользовался этой популярностью в течение длительного времени – тысячу лет до этого – и изымался из обращения по политическим соображениям.
То есть, за этим стояла идея разрыва с арабо-мусульманским наследием, и такого модернизационного разворота на Запад. Это именно ценностная идеологическая и политическая ориентация.
И в этом смысле и Средняя Азия, и турки имели примерно один и тот же комплекс причин. Турки тоже не  сами перешли – их перевела на латинский алфавит собственная вестернизированная элита во главе с Мустафой Кемалем. И такая же прослойка, та же самая вестернизированная интеллигенция, составляла ядро большевиков в республиках советского Востока.
Это очень сходные, на самом деле, процессы, и в основе их лежит политическая ориентация.
Другое дело, что в пользу их позиции могли бы быть приведены некоторые аргументы объективного порядка. Действительно, арабский алфавит не то чтобы существенно сложнее латинского.  (Хотя тому, кто привык к латинскому или кириллице,  может показаться, что он сложнее). Он, так сказать, менее функционален с той точки зрения, с которой этим людям казалась функциональной латиница.
Латинский алфавит, и в меньшей степени кириллический, адаптирован для точной передачи произношения.  Не случайно во всем мире языки, кстати, включая и китайский, для объяснения произношения используют латинскую транскрипцию.
В арабском точная передача произношения практически невозможна. Или она возможна только при использовании арабского алфавита для арабского языка. Потому что в языках, отличных от арабского, степень погрешности при передаче фонетики повышается.
В принципе, можно было бы развивать и арабский алфавит в направлении обозначения точного произношения, но это входило бы, видимо, в конфликт с самим устройством принципа арабского письма, которое скорее кодирует информацию, чем ее детально раскрывает. Это, скажем так, более архаическая система письма, ориентированная на сжатую передачу информации, в каком-то смысле даже зашифрованную. Поэтому, кстати, сейчас даже и арабские диалекты очень часто – хотя далеко и не всегда – записываются именно в латинице, когда нужно передать различия в диалектальном произношении тех или иных слов.
То есть технически латинский алфавит для того представления о культуре, которое внедрялось сторонниками такой западной модернизации в мусульманском мире, казался более пригодным.
Кстати, русский  язык  сразу после революции  тоже хотели  перевести на латиницу. Потому что и кириллица в этом плане недостаточно разработана. Но это вопрос абсолютно технический, с одной стороны, а с другой – стопроцентно политический.
Поэтому я не согласен с тем, что арабский язык не приобрел популярности в мире. Я думаю, что эта культура была настолько мощной, что для того, чтобы преодолеть эту мощь, ее надо было сдерживать средствами смены алфавита и всего прочего.

– Есть хадис о том, что в Раю будут разговаривать на арабском языке. Как вы, историк-арабист, поясните смысл данного предания? Почему Коран ниспослан на арабском?

– Да, я тоже очень люблю этот хадис, и постоянно его привожу, когда нужно говорить об арабском языке. Но дело в том, что историк не может объяснять смыслы – таких, по крайней мере, хадисов. Все-таки, вопросы Рая, Ада, Судного дня и так далее не входят в компетенцию историка – это дело богослова.

Но для историка вот этот и многие другие хадисы и аяты Корана, вообще говоря, являются поводом подумать  о том, почему, например, все три монотеистические религии авраамова древа – иудаизм, христианство и ислам – возникли в одном регионе, в одной, по большому счету, культурной среде, базируются на общем комплексе основных религиозных представлений? И их священные тексты изложены именно на семитских языках.

В чем, собственно, выражаются особенности культурного развития этого региона, которые привели к тому, что в нем могло возникнуть такое сознание, которое было готово к восприятию идеи строгого единобожия. Это  такая большая историко-культурологическая тема, задуматься над которой заставляют подобные хадисы.

– И Коран был все-таки ниспослан на арабском?

– И Коран был ниспослан на арабском.
Но вы понимаете, ведь и древнееврейский язык Библии, он ведь тоже очень близок к арабскому, как семитский язык – структурно, типологически, синтаксически, морфологически и так далее.
Это существенный момент. Если мы примем гипотезу о том, что язык отражает ментальность, то, наверное, мы можем поставить вопрос о том, что в этих языках отразились некие особенности сознания тех народов, через которых были ниспосланы Откровения – и до Мухаммада, и включая Мухаммада.

Беседовал Абдулла Терехов, преподаватель английского языка.

На фото: Игорь Алексеев.

Поделиться: